Длинная серебряная ложка. Приключения британцев в - Страница 102

102

– Ага, только ты – атавизм, – какой-то интеллектуал ввернул мудреное словцо. Остроту приняли на ура.

– Оставьте их в покое, – попросил Леонард, и лицо его скривилось в жалкую гримасу.

– Еще чего! – выкрикнула белокурая вампирша в лихо заломленном цилиндре. Для нее между словами «человек» и «пища» давным-давно стоял знак равенства.

– Вы тоже когда-то были людьми, – прошептал Леонард, – Вспомните… свое детство.

Вперед выступил Готье, при виде которого юный вампир отшатнулся. Ему почудилось, будто его коленные чашечки внезапно испарились, и ноги вот-вот подогнутся от страха. Всласть налюбовавшись реакцией Леонарда, Готье сплюнул сквозь зубы, попав ему аккурат на ботинок.

– Кому приятно вспоминать, как он копошился на полу и пачкал пеленки, – скривился Готье, пропуская через пальцы сальные пряди волос. – Теперь мы высшая форма жизни. А ножик ты брось, – подмигнул он Леонарду, – чего доброго, порежешь пальчик и разревешься, как тогда.

– Я не ревел, – вскинулся Штайнберг-младший, покрепче вцепляясь в рукоять меча. Остальные снова прыснули.

– Дамы, у кого-нибудь есть нашатырь? – фыркая, поинтересовался Готье. – У нашего Леонарда опять начинаются пароксизмы.

– Прекратите!

Он замахнулся мечом, но так неуклюже, что едва не воткнул его в землю за спиной. Не прекращая хохотать, Готье даже не подлетел, а как будто перетек поближе к Леонарду. Левой рукой сжал его запястье, правой вышиб рукоять меча из ослабевших пальцев, и на ходу крепко ударил его локтем по носу. Кровь не брызнула – в его теле почти не осталось крови – но юноша, зажимая нос, осел на пыльную площадь.

– У-тю-тю, какие мы храбрые! – склонился над ним вампир, и черные кудри мазнули Леонарда по лбу. – А где ты был, когда твой отец звал на помощь?

Пока они разговаривали, двое вампиров слетали на окраину и вернулись, держа на вытянутых руках Штайнберга. Его голова моталась из стороны в сторону, а лицо было неподвижным, как у статуи… пролежавшей в земле несколько сотен лет. На лбу и щеках пятнами ржавчины темнели рубцы. Расстегнутый фрак свисал клочьями, надетая навыпуск рубашка топорщилась, потому что пуговицы были продеты не в те петли.

– Что вы с ним сделали? – взвизгнул Леонард.

Он попытался подняться, но сумел лишь протянуть к отцу руки. Не церемонясь, вампиры швырнули Штайнберга оземь.

– Ничего, – пожал плечами Готье. – Вернее, ничего из ряда вон выходящего. Сначала Изабель призвала его кошмары, и он ужасно раскричался. Небось, тебя увидел, ведь такой сын – кошмар любого родителя. Когда мы едва не оглохли от его стенаний, то стерли ему память. А потом немножко с ним позабавились.

– В замке не нашлось камеры пыток, – надулась белокурая модница, – отсталый здесь народ.

– Но мы соорудили ее из подручных материалов.

– И поиграли с ним до утра.

– А я и в полдень его навестил, – ухмыльнулся Готье, – после снова стер память. Даже к мукам привыкают, а так у жертвы каждый раз свежие впечатления.

– Тогда я начну с тебя, – констатировал Леонард, глядя на насмешника снизу вверх и отрешенно улыбаясь.

На него снизошло такое умиротворение, словно в зеркале хотя бы на миг проступили его черты. Не нужно задавать вопрос, кто же он, человек или вампир, и почему его не принимают ни те, ни другие. Сейчас он Штайнберг. И перед ним убийца его отца.

Готье снова хохотнул.

– Кончай уже притворяться тем, кем никогда не был. Защитник нашелся! Небось, пока другие мальчишки дрались на палках, ты с куклами чаевничал. Мадемуазель полетит с нами, – обернулся он к соратникам, – а пока что доедим смертных. Кстати, почему стало так тих…

Договорить он не успел. Меч, торчащий в животе, не способствует красноречию.

Отточенным движением Леонард дернул меч вверх, покуда лезвие не уперлось в ребра, и повернул, вонзая еще глубже. Вампир открыл рот, но оттуда вырвалась струя пепла, и тело его взорвалось, словно каждая частица вдруг воспылала ненавистью к соседним и решила от них отделиться. Пепел летел по сторонам. Охотники отскочили назад, и вокруг Леонарда образовалась полоса отчуждения. Он неторопливо поднялся, опираясь на меч, снял очки и вытер их свежим носовым платком. Прах убитого вампира попал ему на рукав, и Леонард, поморщившись, тщательно отряхнул рубашку.

– Когда другие дети дрались на палках, я препарировал лягушек. Скальпелем, – пояснил он ошалевшим упырям. – Если кто-то еще сомневается в том, что я мужчина и вампир, можете подойти и убедиться.

Наступил Эпический Момент. Один из тех, когда мальчишка убивает великана камнем из пращи или удачливый лучник попадает стрелой прямо в глаз предводителю армии. В любой момент реальность могла наверстать упущенное. Стоило вампирам осознать, что, несмотря на свой опыт вивисекции, Леонард был один, а их много, они бы вновь бросились на него.

Но граф фон Лютценземмерн перечел достаточно рыцарских романов, чтобы знать, когда нужно кричать: «В атаку!» Толпа ощерилась остриями вил. Выставив орудия перед собой, крестьяне, оглушительно вопя, ринулись на неприятеля. Вампиры взвились в воздух, уже не как зловещие грифы, а скорее как стая вспугнутых ворон. То ли от неожиданности, то ли запутавшись в длинных юбках, но высоко подняться они не сумели, и крестьяне, гнавшие их до самого леса, то и дело кололи тех супостатов, что летели пониже.

Когда ополченцы вернулись на площадь, Леонард по-прежнему опирался на меч. Граф помахал рукой у него перед глазами, осторожно постучал ногтем по стеклышкам очков, но вампир таращился в пустоту. Прицелившись, граф влепил ему пощечину, с непривычки такую сильную, что едва не снес бедняге голову.

102