Длинная серебряная ложка. Приключения британцев в - Страница 8

– Без страха. Не знаю, что вам наболтали в деревне, но в замке совершенно безопасно. Если вы насчет парадной лестницы, так ее почти починили.

Сглотнув, Уолтер поклонился и пожал костлявую руку графа.

– Уже полночь, мои люди давным-давно храпят в постелях. Дайте-ка я вам помогу.

Несмотря на протесты гостя, граф подхватил его саквояж и повел Уолтера вглубь замка.

Уже в который раз за эту ночь англичанин насторожился. Сомнительно, чтобы среди слуг такого знатного семейства не нашлось какой-нибудь замухрышки – ну там помощницы младшей горничной, – которая вышла бы принять плащи господ, а после проводить их в покои. Разве может надменный карпатский магнат сам освещать дорогу гостю, да еще и нести его багаж со сноровкой профессионального грузчика? Да, профессионального. Уж слишком ловко все у него получалось. Уолтер решил, что дело нечисто.

Погруженный в размышления, англичанин даже не заметил, как они вошли в просторную залу с длинным столом, накрытым на одну персону. Объяснив, что уже пообедал и никогда не ужинает, граф предложил гостю приняться за еду, а сам уселся в кресло возле камина.

В дороге Уолтер действительно проголодался, так что с жадностью накинулся на угощение – цыпленка, такого жесткого, что он, верно, уже успел мумифицироваться к моменту приготовления, и маловразумительную похлебку из разваренных овощей.

Принявшись за это блюдо, Уолтер вспомнил поговорку, «Если обедаешь с чертом, возьми длинную ложку». Хотя в случае с упырями она должна быть еще и серебряной. А вот столового серебра он как раз не обнаружил. Чего и следовало ожидать.

На столе стояла и бутылка, пушистая от плесени и мха. Уолтер налил вина в бокал, размерами скорее напоминавший кубок, осторожно пригубил темную жидкость, рассчитывая, что она будет кислой под стать остальному угощению. Но вино напоминало жидкий бархат, и юноша почувствовал, как его тело погружается в приятную негу.

Но если граф надеялся таким образом усыпить бдительность гостя, ему следовало подумать дважды. Как бы невзначай англичанин продолжал вести наблюдения за этой сверхъестественной личностью.

«Время от времени он ронял на меня взгляды, которые иначе как плотоядными не назовешь. Видно было, что графу не терпится отведать моей крови, хотя до поры до времени он предпочитал соблюдать приличия.

Нащупав в кармане распятие, я отчасти успокоился и постарался как следует рассмотреть нового знакомца. Один взгляд на его лицо обеспечил бы заикание даже бывалому физиогномисту. Цепкие черные глаза сверкали из-за кустистых бровей. Длинный, чуть загнутый нос придавал ему сходство с хищной птицей. Седые усы обрамляли тонкие красные губы, выдававшие в нем тирана и сластолюбца. Иными словами, это было лицо закоренелого маниака».

Как только англичанин покончил с ужином, граф фон Лютценземмерн вызвался проводить его в спальню. Не слушая отговорок, он снова подхватил саквояж.

…И тут произошло то, чего мистер Стивенс так опасался во время путешествия. Иногда он представлял, как это происходит среди вокзальной толкотни, или на бездорожье, где грязи по колено. Но то были щадящие варианты. Он и помыслить не мог, что ветхое дно саквояжа отвалится именно в тот момент, когда поблизости окажется матерый трансильванский упырь.

Первыми выпали книги, тут же целомудренно прикрытые ворохом нижнего белья, а в последнюю очередь сиятельному взору графа явились осиновые колья.

– Что это? – с каменным лицом осведомился он.

– Зубочистки, – ляпнул Уолтер первое, что пришло на ум, и начал заталкивать вещи обратно в изрыгнувший их саквояж. В зале стало гораздо светлее, потому что красные уши бедняги сияли куда ярче камина.

– Ну-ну, – отозвался его сиятельство. Нагнувшись, он поднял блеклую фотографию, запечатлевшую большое семейство на фоне задника, разрисованного деревьями.

– Ваши родные, надо полагать?

– Д-д-да, – выдавил англичанин с третьей попытки. Теперь ему стало по-настоящему страшно. Сам он готов был в любой момент вступить в схватку с полчищами упырей, но вот втягивать семью в этот конфликт не хотелось. К счастью, никто из его домочадцев не отличался выдающейся красотой, да и фотография была такой мутной, что поди разбери, где тут человек, а где – кадка с пальмой.

Но Уолтер-то знал наверняка, что сидящий мужчина – его отец, преподобный Джонатан Стивенс, а женщина справа от него – Онория Стивенс, урожденная Лэнкфорд, его мать. Рядом были рассыпаны многочисленные отпрыски – старший брат Сесил, близнецы Эдмунд и Эдна, а также Чэрити, Оливия, Джордж и маленький Альберт, который через год умер от коклюша. Сам Уолтер был мальчиком со смазанным лицом, который не вовремя мотнул головой.

– Не сомневаюсь, что родители гордятся таким сыном, – сказал граф, возвращая фотографию.

– Само собой, – согласился Уолтер. Его родители и правда, гордились сыном, который в данный момент служил помощником стряпчего в Бристоле. Если, конечно, стряпчий мистер Олдентри еще не сообщил им, что его клерк однажды утром не явился в контору, потому что отправился на поиски карпатских упырей, чтобы впоследствии написать про них книгу. Тогда вряд ли гордятся.

В очередной раз, засунув руку в недра саквояжа, Уолтер почувствовал укол. Похоже, он только что отыскал иголку, пропавшую неделю назад, когда ему требовалось залатать прореху на рукаве. Ах, проклятье! На указательном пальце выступила капелька крови. Когда его сиятельство изменился в лице, Уолтер понял, что он тоже заметил.