– Это бальная книжечка, чтобы устанавливать последовательность танцев.
– Ага, понятно! Ежели меня кто-то пригласит вне очереди, так я его огрею этой штукой. Чтоб не совался, значит.
– Нет! Ты должна записывать, кому обещала танцы. Вот почему ты такая глупая?
– Виновата, фройляйн.
– Не называй меня «фройляйн». Берта меня так не называла. Даже когда злилась.
– Простите, Гизела.
– Давай на «ты». Берта всегда мне «тыкала», хотя мы с ней, конечно, не ровня. Ох, ну что с тобой делать? Ты обязательно срежешься!
– Гизела?
– Да?
– Помолчи, а? Я и так волнуюсь, а тут еще ты под ухом ноешь, – выпалила девушка и опешила от собственной дерзости. Но виконтесса лишь улыбнулась.
– Уже лучше, – похвалила она, – хотя Берта сказала бы с большей долей сарказма.
– Знаю, – отрезала Эвике, – много в ней было этого самого сморказма. Но сегодня вечером Берта Штайнберг – это я. Что хочу, то и говорю.
Их разговор был прерван оглушительным трезвоном. Если звонок в замке и прежде не отличался мелодичностью, то сейчас он прозвучал как набат. И обе девушки, и Уолтер с Леонардом, которые как раз входили в залу, и фабрикант, метавшийся из угла в угол – все замерли на месте, но тут же завопили одновременно:
– ГОСТИ!!!
– В такую рань?!
– Откройте им кто-нибудь!
– Сейчас!
– Тебе нельзя, ты теперь дама!
– Тогда сами открывайте!
– Уже иду! Уже иду!
Вампир понесся к парадному входу, а за ним повалила любопытная молодежь. На пороге стояли двое мужчин, один чуть позади другого. С ними была совсем молоденькая девушка, которая почему-то нахмурилась при виде Штайнберга.
– Эээ? – вежливо поздоровался фабрикант.
– Тьма да прибудет с вами, – поклонился незнакомец. – Не знаю, помните ли вы меня, но я Виктор де Морьев. Позволите войти?
Когда гости заявляются раньше времени, события развиваются в одном из трех направлений. Если позволяют дружеские отношения, хозяева попросят неурочных посетителей накрыть на стол (покрошить салат, натереть паркет мастикой, настроить пианино.) Тогда совместный труд сгладит любые неурядицы. Но в великосветской обстановке сей вариант невозможен, поэтому или гости будут топтаться посреди бальной зал, оказавшейся вдруг такой огромной, или хозяева сгорать от стыда, гадая, правильно ли указали время на приглашениях. В нашем случае произошло последнее.
– Добро пожаловать, – заюлил фабрикант, склоняясь перед гостем в три погибели. – А разве… еще же не полночь… ох, о чем это я? Милости просим, проходите.
Вся троица переступила порог, но за Штайнбергом пошел только Виктор. Его спутники замерли у двери, дожидаясь команды следовать дальше.
– Благодарю, герр Штайнберг. Это ваш первый бал в такой компании, верно? Тогда вы ничего не знаете о церемониале. Гостям всегда приятно, если ассамблею открывает Мастер и лично приветствует входящих. Поэтому я прибыл раньше остальных.
– Да, разумеется. Это такая честь… мы все польщены… А разве госпожа Эржбета…
– Эржбета передает свои извинения. Только не подумайте, будто она манкирует вашим приглашением. Как это ни прискорбно, но в ее особняке случился пожар, – тут спутники Виктора переглянулись, но он продолжил, как ни в чем не бывало. – Сейчас она, должно быть, допрашивает прислугу и освободится не раньше, чем через неделю. Очень тщательная женщина. Да и методы у нее старомодные, неторопливые.
Теперь Уолтер мог как следует разглядеть гостя. Если прежде англичанин лелеял мечты, что у пришельца окажутся заостренные уши – ну хоть немножко – и дряблая кожа вся в трупных пятнах, то его чаяния обратились в прах. Виктор был прекрасен настолько, что глаза невольно искали пьедестал, с которого он соскочил. Природа создала его из драгоценных материалов, кожу – из белоснежного мрамора, темно-русые, чуть вьющиеся волосы – из шелковых нитей, губы из гладкого плотного атласа. В зеленых его глазах то и дело вспыхивали искорки, словно крупицы золота на дне ручья. Улыбка была веселой и дружелюбной, манеры непринужденными – казалось, он вот-вот расхохочется совсем по-ребячески. Легко было поддаться его чарам, но Уолтер убедил себя, что это личина, как бинты на лице прокаженного, скрывающие гниющую плоть. Кто-то лежит в канаве с перегрызенным горлом, чтобы обеспечить вампиру румянец и блеск в глазах. Чему тут завидовать?
– Где же моя невеста? – спросил вампир, но тут же подошел к Эвике, опознав ее по красному платью. – Bon soir, mademoiselle, comment allez-vous?
Эвике смотрела на жениха с нескрываемым ужасом.
– Я по-французски не обучена, – пролепетала она, лихорадочно обмахиваясь веером, чтобы скрыть дрожь в руках.
– Ах, герр Штайнберг, неужели вы сэкономили на учителях? Стыдно, право же.
– Да, я как-то упустил это из виду…
– Помимо учителей, должны быть еще и способности к языкам, – ввернула Гизела. Виктор воззрился на девушку так, словно она возникла из ниоткуда, и кивнул ей рассеяно.
– С кем имею честь?
– Гизела фон Лютценземмерн. Я дочь хозяина замка и невеста Леонарда.
– Очень приятно, мадемуазель.
– Мой отец еще у себя, но я позову его…
– Не трудитесь, – остановил ее вампир, который вообще не мог сфокусировать на ней взгляд, и вновь повернулся к невесте.
– Берта, mon amour, у тебя целая вечность, чтобы выучить французский. Думаю, мой замок станет идеальным местом для языковой практики. Любой из моих замков, – добавил он. – А раз уж во время медового месяца мы поколесим по всей Европе, ты быстро заговоришь на иностранных языках. Пока же я буду счастлив разговаривать на твоем родном, mein Liebchen.